Большая Тёрка / Мысли / Личная лента Diverso /
мое , Разное, мысли вслух
Последние полторы недели я провела в дали от интернета, моей любимой диаблочки и вообще привычного мира. Собрав минимум вещей и максимум хорошего настроения, я отправилась в добровольную ссылку за город. И вот там то мозг начал доставать из памяти, приятные и не очень, события моего детства и пытаться их анализировать.
Была у нас в кооперативе девочка, которая никогда не врала. Вообще никогда. Это не добавляло ей популярности среди других детей, т.к. никто не хотел общаться с девочкой, которая всегда рассказывала правду родителям. Не ябедничала, нет, но и секретов ей было не доверить, но зато взрослые говорили «какая <...> молодец, не обманывает, а ты врушка». И вроде бы все правильно. Сказал правду — хорошо, сказал неправду — плохо.
И вот ты живешь, придерживаясь этому простому и понятному правилу, все хорошо, как в один не очень прекрасный день, случается что‑н нехорошее. К примеру, из дома убегает любимый кот пожилой бабушки. И тогда мама говорит «давай мы бабушке не будем говорить, что Пушок убежал, бабушка старенькая, не нужно ее расстраивать». Так в жизнь ребенка входит такое понятие как «ложь во благо». Но. Ложь все равно остается ложью, схема ломается и становится с ног на голову. И выходит, что все разговоры о честности и ее важности чушь собачья. Просто это же так удобно, когда человек тебе не лжет. Отвечает открыто на все твои вопросы и ничего от тебя не утаивает.
Я вот обманываю постоянно. На работе, рядом со своими друзьями и родственниками, в интернетах. Ложь основательно пропитала мою жизнь и вряд ли когда‑н из нее уйдет. В этой жизни есть всего один единственный человек, которому я всегда говорю правду, с которым я на 100% искренна и открыта. И мне этого вполне достаточно. Но есть люди, которые даже с самим собой не могут быть честны, не говоря уже о другой живой душе. И вот это, мне кажется, очень печально.
Diverso,
Diverso, печально то, что многие люди хотят и ждут от тебя лжи.
не лжет. Отвечает открыто на все твои вопросы
честность не обязывает отвечать на все вопросы.
Я вот обманываю постоянно.
эт ты зря. постоянно ловлю на этом многих. беда их в том, что они сами же и забывают что врали, и придумывают новую лож, а я всё помню и мне становится смешно).. а правда‑то одна.
Diverso,
есть поговорка,очень к теме подходящая
«Хочешь сказать правду‑будь готов к битве».
Поэтому и врут,что не готовы и готовиться не хотят.
Говорить правду‑это подвиг,это преодоление себя,это стойкость перед страхами,это презрение к житейскому материальному благу и вообще это большая духовная работа,чреватая духовным просветлением и опасная физическими страданиями.
Diverso, серьезную вы тему задали для обсуждений в этом несерьезном месте ))))
Если задуматься про то, что вообще такое «ложь»? А что такое «правда»?
Если человек — субъект и все его суждения субъективны, то чья правда — это действительно правда, а чья ложь — это ложь? Мы же понимаем, что может произойти ненамеренное искажение информации или намеренное «приукрашивание» фактов. Это тоже относится к категории лжи?
Меня, например, и в отношении лжи и вообще, больше беспокоит тотальное отсутствие ответственности у «взрослых» людей. Когда ты «маленький», живешь в СССР и тебя воспитывают, то аксиомой представляется то, что все взрослые ОЧЕНЬ ответственны. А на поверку, выясняется, что 80% людей не то, что за свои дела, а и за слова отвечать не хотят. И колоссальную роль в этом процессе «обезответствования» людей играет интернет и виртуальное общение!
megakrol, если обратиться к Вики, «Ложь — утверждение, заведомо не соответствующее истине и высказанное в таком виде сознательно». Тогда, наверное несознательное искажение фактов ложью не является, а скорее является некомпетентностью в поднимаемом вопросе.
Diverso,
Эх, Натали... Весь мир театр, а люди в нем актеры!
К Сократу прибежал человек и говорит:
— Слушай, Сократ, должен тебе сказать, что твой друг...
— Подожди, подожди, — перебил Сократ. — Просеял ли ты то, что хочешь сказать мне, через три сита?
— Какие?
— Первое — это сито правды: то, что ты хочешь сказать, — это правда?
— Не знаю, я так слышал...
— Достаточно! А просеял ли ты эти свои слова через сито доброты? Действительно ли то, что ты хочешь мне сказать, — это что‑то доброе, созидающее?
— Не знаю. Наверное, нет!
— Гм, ну, тогда просеем еще через третье сито: так ли уж необходимо, чтобы ты сказал мне то, с чем приходишь?
— Нет, необходимости в этом нет!
— А значит, — сказал мудрец, — если в этом нет ни правды, ни доброты, ни необходимости, то оставь это! Не говори и не обременяй этим ни меня, ни себя.
Аркадий Аверченко.
Ложь
Трудно понять китайцев и женщин. Я знал китайцев, которые два-три года
терпеливо просиживали над кусочком слоновой кости величиной с орех. Из этого
бесформенного куска китаец с помощью целой армии крохотных ножичков и
пилочек вырезывал корабль - чудо хитроумия и терпения: корабль имел все
снасти, паруса, нес на себе соответствующее количество команды, причем
каждый из матросов был величиной с маковое зерно, а канаты были так тонки,
что даже не отбрасывали тени, - и все это было ни к чему... Не говоря уже о
том, что на таком судне нельзя было сделать самой незначительной поездки, -
сам корабль был настолько хрупок и непрочен, что одно легкое нажатие ладони
уничтожало сатанинский труд глупого китайца. Женская ложь часто напоминает
мне китайский корабль величиной с орех - масса терпения, хитрости - и все
это совершенно бесцельно, безрезультатно, все гибнет от простого
прикосновения.
Чтение пьесы было назначено в 12 часов ночи. Я приехал немного раньше
и, куря сигару, убивал ленивое время в болтовне с хозяином дома адвокатом
Лязговым. Вскоре после меня в кабинет, где мы сидели, влетела розовая,
оживленная жена Лязгова, которую час тому назад я мельком видел в театре
сидящей рядом с нашей общей знакомой Таней Черножуковой.
- Что же это, - весело вскричала жена Лязгова. - Около двенадцати, а
публики еще нет?!
- Подойдут, - сказал Лязгов. - Откуда ты, Симочка?
- Я... была на катке, что на Бассейной, с сестрой Тарского.
Медленно, осторожно повернулся я в кресле и посмотрел в лицо Серафимы
Петровны. Зачем она солгала? Что это значит? Я задумался. Зачем она солгала?
Трудно предположить, что здесь был замешан любовник... В театре она все
время сидела с Таней Черножуковой и из театра, судя по времени, прямо
поехала домой. Значит, она хотела скрыть или свое пребывание в театре, или
встречу с Таней Черножуковой.
Тут же я вспомнил, что Лязгов раза два-три при мне просил жену реже
встречаться с Черножуковой, которая, по его словам, была глупой, напыщенной
дурой и имела на жену дурное влияние... И тут же я подивился: какая
пустяковая, ничтожная причина может иногда заставить женщину солгать...
Приехал студент Конякин. Поздоровавшись с нами, он обернулся к жене
Лязгова и спросил:
- Ну, как сегодняшняя пьеса в театре... Интересна?
Серафима Петровна удивленно вскинула плечами.
- С чего вы взяли, что я знаю об этом? Я же не была в театре.
- Как же не были? А я заезжал к Черножуковым - мне сказали, что вы с
Татьяной Викторовной уехали в театр.
Серафима Петровна опустила голову и, разглаживая юбку на коленях,
усмехнулась:
- В таком случае я не виновата, что Таня такая глупая; когда она
уезжала из дому, то могла солгать как-нибудь иначе...
Лязгов, заинтересованный, взглянул на жену:
- Почему она должна была солгать?
- Неужели ты не догадываешься? Наверное, поехала к своему поэту!
Студент Конякин живо обернулся к Серафиме Петровне.
- К поэту? К Гагарову? Но этого не может быть! Гагаров на днях уехал в
Москву, и я сам его провожал.
Серафима Петровна упрямо качнула головой и с видом человека, прыгающего
в пропасть, сказала:
- А он все-таки здесь!
- Не понимаю... - пожал плечами студент Конякин. - Мы с Гагаровым
друзья, и он, если бы вернулся, первым долгом известил бы меня.
- Он, кажется, скрывается, - постукивая носком ботинка о ковер,
сообщила Серафима Петровна. - За ним следят.
Последняя фраза, очевидно, была сказана просто так, чтобы прекратить
скользкий разговор о Гагарове. Но студент Конякин забеспокоился:
- Следят??! Кто следит?
- Эти вот... Сыщики.
- Позвольте, Серафима Петровна... Вы говорите что-то странное: с какой
стати сыщикам следить за Гагаровым, когда он не революционер и политикой
никогда не занимался?!
Серафима Петровна окинула студента враждебным взглядом и, проведя
языком по запекшимся губам, раздельно ответила:
- Не занимался, а теперь занимается. Впрочем, что мы все: Гагаров да
Гагаров. Хотите, господа, чаю?
Пришел еще один гость - газетный рецензент Блюхин.
- Мороз, - заявил он, - а хорошо! Холодно до гадости. Я сейчас часа два
на коньках катался. Прекрасный на Бассейной каток.
- А жена тоже сейчас только оттуда, - прихлебывая чай из стакана,
сообщил Лязгов. - Встретились?
- Что вы говорите?! - изумился Блюхии. - Я все время катался и вас,
Серафима Петровна, не видел.
Серафима Петровна улыбнулась.
- Однако я там была. С Марьей Александровной Шемшуриной.
- Удивительно... Ни вас, ни ее я не видел. Это тем более странно, что
каток ведь крошечный, - все как на ладони.
- Мы больше сидели все... около музыки, - сказала Серафима Петровна. -
У меня винт на коньке расшатался.
- Ах так! Хотите, я вам сейчас исправлю? Я мастер на эти дела. Где он у
вас?
Нога нервно застучала со ковру.
- Я уже отдала его слесарю.
- Как же это ты ухитрилась отдать слесарю, когда теперь ночь? - спросил
Лязгов.
Серафима Петровна рассердилась.
- Так и отдала! Что ты пристал? Слесарная по случаю срочной работы была
открыта. Я и отдала. Слесаря Матвеем зовут.
Наконец явился давно ожидаемый драматург Селиванский с пьесой,
свернутой в трубку и перевязанной ленточкой.
- Извиняюсь, что опоздал, - раскланялся он. - Задержал прекрасный пол.
- На драматурга большой спрос, - улыбнулся Лязгов. - Кто же это тебя
задержал?
- Шемшурина, Марья Александровна. Читал ей пьесу.
Лязгов захлопал в ладоши.
- Соврал, соврал драматург! Драматург скрывает свои любовные
похождения! Никакой Шемшуриной ты не мог читать пьесу!
- Как не читал? - обводя компанию недоуменным, подозрительным взглядом,
вскричал Селиванский. - Читал! Именно ей читал.
- Ха-ха! - засмеялся Лязгов. - Скажи же ему, Симочка, что он попался с
поличным: ведь Шемшурина была с тобой на катке.
- Да, она со мной была, - кивнула головой Серафима Петровна, осматривая
всех нас холодным взглядом.
- Когда?! Я с половины девятого до двенадцати сидел у нее и читал свою
"Комету".
- Вы что-нибудь спутали, - пожала плечами Серафима Петровна.
- Что? Что я мог спутать? Часы я мог спутать, Шемшурину мог спутать с
кем-нибудь или свою пьесу с отрывным календарем?! Как так - спутать?
- Хотите чаю? - предложила Серафима Петровна.
- Да нет, разберемся: когда Шемшурина была с вами на катке?
- Часов в десять, одиннадцать.
Драматург всплеснул руками.
- Так поздравляю вас: в это самое время я читал ей дома пьесу.
Серафима Петровна подняла язвительно одну бровь.
- Да? Может быть, на свете существуют две Шемшуриных? Или я незнакомую
даму приняла за Марью Александровну? Или, может, я была на катке вчера.
Ха-ха!..
- Ничего не понимаю! - изумился Селиванский.
- То-то и оно, - засмеялась Серафима Петровна. - То-то и оно! Ах,
Селиванский, Селиванский...
Селиванский пожал плечами и стал разворачивать рукопись. Когда мы
переходили в гостиную, я задержался на минуту в кабинете и, сделав рукой
знак Серафиме Петровне, остался с ней наедине.
- Вы сегодня были на катке? - спросил я равнодушно.
- Да. С Шемшуриной.
- А я вас в театре сегодня видел. С Таней Черножуковой.
Она вспыхнула.
- Не может быть. Что же, я лгу, что ли?
- Конечно, лжете. Я вас прекрасно видел.
- Вы приняли за меня кого-нибудь другого...
- Нет. Вы лжете неумело, впутываете массу лиц, попадаетесь и опять
нагромождаете одну ложь на другую... Для чего вы солгали мужу о катке?
Ее нога застучала по ковру.
- Он не любит, когда я встречаюсь с Таней.
- А я сейчас пойду и скажу всем, что видел вас с Таней в театре.
Она схватила меня за руку, испуганная, с трясущимися губами.
- Вы этого не сделаете!
- Отчего же не сделать?.. Сделаю!
- Ну, милый, ну, хороший... Вы не скажете... да? Ведь не скажете?
- Скажу.
Она вскинула свои руки мне на плечи, крепко поцеловала меня и,
прижимаясь, прерывисто прошептала:
- А теперь не скажете? Нет?
После чтения драмы - ужинали.
Серафима Петровна все время упорно избегала моего взгляда и держалась
около мужа.
Среди разговора она спросила его:
- А где ты был сегодня вечером? Тебя ведь не было с трех часов. Я с
любопытством ждал ответа. Лязгов, когда мы были вдвоем в кабинете,
откровенно рассказал мне, что этот день он провел довольно беспутно: из
Одессы к нему приехала знакомая француженка, кафешантанная певица, с которой
он обедал у Контана, в кабинете; после обеда катались на автомобиле, потом
он был у нее в Гранд-Отеле, а вечером завез ее в "Буфф", где и оставил.
- Где ты был сегодня?
Лязгов обернулся к жене и, подумав несколько секунд, ответил:
- Я был у Контана. Обедали. Один клиент из Одессы с женой-француженкой
и я. Потом я заехал за моей доверительницей по Усачевскому делу, и мы
разъезжали в ее автомобиле - она очень богатая - по делу об освобождении
имения от описи. Затем я был в Гранд-Отеле у одного помещика, а вечером
заехал на минутку в "Буфф" повидаться с знакомым. Вот и все.
Я улыбнулся про себя и подумал: "Да. Вот это ложь!"