На дворе 93-й год.
Уже пять часов я нахожусь под обстрелом в Останкино.
Злая масса металла невидимыми очередями вражеских пуль проносится над нашими головами.
По крайней мере, известен источник огня — тот самый корпус, который мы, безоружные, штурмуем.
Откуда не ждёшь, появляются БТРы и БМП и ударяют нам в спину, поэтому приходится очень быстро перемещаться, ускользая от неожиданной угрозы.
Несколько боевых вертолётов барражируют над нами, и они тоже в любой момент могут себя проявить.
Мы засели у самой воды Останкинского пруда, передо мной ярко освещённый в ночи Шереметьевский Дворец, чуть левее тихо сияет краснокирпичная девятиглавая церковь — идеальная декорация русской жизни.
И вдруг я вижу:
откуда ни возьмись, по асфальтовой дороге вдоль пруда несётся такси, хотя давно уже здесь нет никаких машин, и даже «скорые помощи» расстреливают.
Жёлтое с шашечками, оно устремилось к обороняемому корпусу, и понеслось навстречу своей гибели.
Быть может те, кто в нем находились, пытались вырваться и не сориентировались в обстановке, а может быть что‑то ещё.
Тут ему навстречу на предельной скорости выкатывает БТР и начинает стрелять издалека,
такси по инерции продолжает движение, хотя живых внутри уже наверняка не осталось.
Будто в замедленной съёмке я вижу, как советское такси переворачивается через верх и, кувыркаясь, продолжает лететь навстречу БТРу, не прекращающему всаживать пули в упор.
Желтая «Волга» никак не может остановиться и, словно раненая птица, ещё несколько раз перекатившись через голову, в конце концов, приземляется наземь.
Эта картина очень чётко отпечаталась в моей памяти, здесь всё: и Белая, и Красная Русь, в этот самый момент я понял, что инициирован войной.
(с)
−5
