большая тёрка

Большая Тёрка / Мысли / Личная лента katehon /

katehon

28 апреля 2010 в 00:40

Расплачиваться за ошибки глобализации в итоге будут рядовые потребители

В мире, экономический кризис, кризис, что происходит?

Одной из главных претензий, причем как экономических, так и этических, к современной модели мировой экономики является вынос реального производственного сектора в страны третьего мира. Это делает национальные экономики западных стран менее устойчивыми и самодостаточными, уничтожает в них целые сегменты, а с точки зрения трудовых ресурсов в этих странах вымываются соответствующие инженерно-производственные профессии.

Бедные работают на бедных

Не придают картине особого блеска и миллионы интернациональных пролетариев, готовых на ненормированный тяжелый труд «за доллар в день». Сам транснациональный бизнес лишь пожимает плечами: если бы, мол, не мы, у них не было бы и этого. Рядовым потребителям из «золотого миллиарда» несчастных аборигенов, конечно, жалко. Причем финансовая элита или бизнес-управленцы достаточно спокойно смотрят на вопиющее неравенство — как сословная структура общества, так и принцип рационального рыночного поведения изначально предполагает, что «всего на всех не хватит» и кто-то будет богат, а кто-то беден. А вот чем более скромны доходы людей, тем чаще среди них встречаются хотя бы в душе сочувствующие эксплуатируемому населению третьего мира. Про творческие, научные и прочие высоколобые «элиты смыслов» нечего и говорить: на Западе для них традиционна симпатия к левым идеям и прочим антиглобалистским конструкциям.

Между тем общество потребления — это, как известно, общество массового потребления. Для людей с высокими доходами нет разницы, стоят ли кроссовки 100 долларов или 10, и чаще всего они приобретают вещи малотиражные, производимые с высоким качеством, изготовленные вовсе не на китайских фабриках. Богатые пользуются «снятыми» результатами системы мирового разделения труда в виде своих доходов. А плодами этой системы — дешевыми и доступными товарами и услугами пользуется средний класс и прослойка граждан с доходами ниже среднего. Представим себе молодого человека, разделяющего околоантиглобалистские взгляды. Он вряд ли выбрал офисную карьеру яппи — управленца, скорее всего, предпочитает быть наемным специалистом или фрилансером. Презирает тех, кто падок на статусные товары с дорогими логотипами. Сам же свои не очень большие доходы тратит в магазинах-дискаунтерах и даже гордится тем, что носит недорогую одежду, обувь, покупает технику эконом-класса. Но в нынешних реалиях это значит, что именно он своим спросом и поддерживает систему, где одни люди за доллар в день шьют демократичные футболки, чтобы другие могли их купить тоже за доллар. Замкнутый круг — одни бедные работают на других бедны­х.

Да, вполне вероятно, что эта система будет преодолена в результате нового протекционизма, суверенизации национальных экономик развитых стран и ревальвации валют стран, демпингующих на рынке дешевой рабсилы и себестоимости реального производства. Но вопрос в том, приведет ли это к гармонизации мира, к снятию наболевших проблем или вызовет новые проблемы, не менее острые?

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ...

Их не остановить

После отмены ограничений на поставку китайского текстиля в США и ЕС в 2005 году Китай значительно укрепил свои позиции лидирующего экспортера в этой сфере (график 1). Согласно докладу Trends in US Textile and Clothing Imports, 2009 Edition, в 2008 году его доля в общем объеме импорта текстиля достигла 35,1% в финансовом измерении и 40,9% по натуральному объему. В результате на рынке текстиля США к середине 2009 года доля китайской продукции достигла 35,9%, на рынке готовой одежды — 39,4%.

Среди других стран, одевающих США, — Вьетнам (второй по объемам после Китая), Индонезия, Камбоджа, Индия и Пакистан. В Камбодже текстильные фабрики обеспечивают 70% национального экспорта, доля еще выше в Бангладеш и Макао. В Пакистане, Шри-Ланке и Маврикии этот показатель выше 50%. Хотя США являются страной-вдохновителем идей ВТО и свободной мировой торговли с разделением труда, Национальный совет производителей текстиля (NCTO) США в прошлом году в очередной раз призывал американское правительство как можно скорее принять меры контроля за ввозом из Китая этой продукции.

Европейцы находятся в похожем положении. В 2008 году доля китайского текстиля на рынке ЕС составила 29,8%, готовой одежды — 42,8% (график 2). Китай занимает первое место среди прочих стран-экспортеров. По данным Textiles Intelligence, несмотря на кризис, азиатские экспортеры одежды в ЕС в 2009 году упрочивали свои позиции, рос объем импорта из Бангладеш — на 15,3% в стоимостном измерении, на 3,4% по объему, Индии — на 4,9% и 3%, Шри-Ланки — 10,2% и 1,6% соответственно. Вьетнамская одежда в 2009 году подорожала для ЕС на 58,6%, и в результате, хотя Вьетнам увеличил поставки одежды в ЕС на 6,7% по стоимости, фактический их объем снизился более чем на треть. А вот другие неазиатские партнеры ЕС в этом секторе — Турция, Тунис и Марокко — в результате кризиса ухудшили свои позиции.

За счет чего удается сохранять позиции азиатским производителям? Они тоже страдают от кризиса (так, в Китае в 2009 году массово закрывались текстильные производства, и были выступления и демонстрации уволенных рабочих), но при этом делают ставку на снижение издержек, переводя производства в регионы с более низкой стоимостью труда. Кроме того, китайское правительство и банки продолжают, в отличие от других стран, с помощью госрезервов кредитовать своих экспортеров для поддержания их позиций на внешних рынках. Поэтому, хотя ЕС и выступает за демократическую торговлю, то, как уверенно Китай упрочивает свои позиции, вызывает беспокойство — так, например, в декабре 2009 года правительства Евросоюза проголосовали за продление антидемпинговых санкций в отношении китайской обуви еще на 15 месяцев.

А в докладе The World of Apparel британской консалтинговой фирмы Clothesource, специализирующейся в области информации о производстве одежды и торговле ею, об итогах 2009 года говорится, что дальнейший рост объемов китайского текстильного импорта в США уже вообще ничем нельзя остановить.

Что китайцу хорошо, то русскому…

Текстильная отрасль — это только один из примеров, характеризующих общую тенденцию. А она такова: если в 2001 году, по данным американского министерства торговли, импорт китайских промышленных товаров на общую сумму 83 млрд долларов составлял 27% торгового дефицита США по этой группе товаров, то за первую половину 2009 года импорт тех же китайских товаров (108 млрд долларов) составил уже 78% от объема торгового дефицита США. В результате с 2000 года США потеряли 6,5 млн рабочих мест, в том числе и 2,1 млн после начала мирового кризиса в 2007 году. Ради прогресса в деле снижения торговых барьеров в рамках ВТО США, по сути, пожертвовали своей текстиль­ной промышленностью: если в 1995 году там было за­нято 1,56 млн американцев, то в 20­­­09-м — уже всего 414 тысяч.

Посмотрим на статистику по объему работников промышленных производств США и Китая (графики 3 и 4) . Число китайских рабочих колебалось в период с 1990 по 2006 г. в пределах 110—130 млн человек. Число занятых в американском реальном производстве достигло около 20 млн человек к концу 70-х и с тех пор неуклонно снижается, достигнув в марте нынешнего, 2010 года 11,5 млн человек. Расценки на их труд радикально различаются (график 5) — если американский рабочий зарабатывает в час около 25 долларов (а европейский — около 33), то средняя аналогичная цифра по Китаю за последние десять лет росла в диапазоне 0,5—1 доллар в час (0,81 доллара в 2006 году), составляя около 3% от американской. Рабочие в китайских городах в чуть лучшем положении — это 1,47 доллара в час. В то же время, по данным профсоюзов швейных фабрик Юго-Восточной Азии, в их секторе эти цифры еще ниже, а в Китае составляют около 2 долларов в день (таблица 1).

А насколько конкурентоспособно наше отечественное производство? По данным компании Manpower, средний возраст работников в промышленности сегодня составляет 53 года, а средняя зарплата рабочего в России — 9000 рублей, то есть 7,5 доллара в час. Это намного ниже, чем в развитых странах, но в то же время намного выше, чем в Юго-Восточной Азии. На стороне Китая не только природно-климатические факторы (так как преобладающая часть китайской легкой промышленности находится в южной половине страны, на китайских фабриках не нужны системы отопления, горячего водоснабжения и вентиляции), но и человеческий фактор. Вот фрагмент интервью одного из отечественных бизнесменов, чей бизнес конкурирует с китайскими производителями одежды: «Интенсивность труда китайских рабочих минимум на 50% выше, чем у нас. В Китае рабочий день заканчивается только тогда, когда ровно в 19 часов начальник цеха выключает рубильник, прекращая подачу электричества к станкам. И только после этого рабочие начинают чистить машины, приводят себя в порядок и идут отдыхать. На нашей фабрике уже без пятнадцати пять вся работа останавливалась, и все ждали гудка, чтобы уйти домой. Китайские рабочие — женщины — во время работы молчат. Наши — обсуждают вопросы личной жизни. Китайский рабочий легко покидает дом предков и едет туда, где есть работа и платят зарплату. Живет в общежитии и с родственниками видится дважды в году: на Новый год по лунному календарю и на годовщину образования КНР, когда по всей стране объявляют недельные каникулы. Китайский предприниматель платит государству налог на зарплату — 10% от ее номинала, наш — в три с половиной раза больше. В Китае рабочий день длится 10—12 часов и выходных — два воскресенья в месяц. Такова китайская трудовая практика, сложившаяся веками, независимо от того, кто в Китае правил — императоры, буржуазия или коммунисты». В итоге даже при одной и той же производительной мощности оборудования и даже уровне зарплаты производительность труда на той же швейной фабрике в России оказывается более чем в два раза ниже.

Конечно, нельзя представлять картину упрощенно — да, тот же Китай заваливает США и Европу дешевой обувью, одеждой, игрушками и прочими товарами массового спроса, в то время как США, например, экспортируют в Китай станки. Но очевидно, что для рядового, массового потребителя западных стран именно произведенные в странах третьего мира вещи стали фоном повседневной жизни.

Путешествия дешевых товаров

Из-за вышеперечисленных факторов сегодня путь потребительских товаров от места производства к покупателю напоминает детектив. Вот так, например, выглядят приключения спортивного женского бюстгальтера, который будет продаваться в США (рис. 1). Материалы для него изготавливаются на Тайване, там же происходит раскройка, а окончательная сборка и отделка осуществляются в Гондурасе, куда он транспортируется через США.

Цена этого изделия в американском магазине — 20 долларов, оптовая — 10—12 долларов. Цена материала, из которого он изготовлен, — примерно 2 доллара, транспортные и таможенные расходы для тайваньской ткани в расчете на один бюстгальтер — 0,4 доллара, а дорога скроенных деталей через США в Гондурас, где они будут сшиты в готовое изделие, и обратная доставка в США обходятся менее чем в 0,1 доллара на единицу товара. На то, чтобы сшить скроенные детали одного изделия, у работника фабрики в Гондурасе уходит 5 минут, что стоит 0,3 доллара (для сравнения, в США — 1,5 доллара).

В результате миграции промышленных производств в страны третьего мира меняется мировой экономический ландшафт (графики 6 и 7) — западные страны медленно, но верно теряют свой производственный потенциал и число граждан, занятых в реальном секторе, а развивающиеся — индустриализируются.

Но в развивающихся странах рабочие тоже все чаще хотят справедливости: так, например, осенью 2009 года шри-ланкийские профсоюзы выступали с требованиями поднять зарплату рабочих на швейных фабриках до уровня Asia Floor Wage — рекомендуемого нижнего порога оплаты труда для Азии (475 долл. в месяц) — этот показатель, рассчитанный в 2007 году представителями текстильных производств азиатских стран, отражает необходимый минимум для единственного кормильца семьи из четырех человек при условии 48-часовой рабочей недели. На Шри-Ланке сейчас рабочие текстильной промышленности имеют доход в четыре раза ниже, что не дает возможности даже полноценно питаться. Требования азиатских профсоюзов становятся понятны, если посмотреть на таблицу 1: в большинстве стран разница между зарплатами их рабочих и американскими — 10—20 раз, тогда как они хотели бы сократить этот разрыв до разницы в 4—5 раз.

И этот процесс идет. Растут заработки рабочих в Китае (график 8) — так, с 1996 по 2006 год годовой доход китайского рабочего увеличился почти в 3,5 раза. Но что хорошо для населения стран, ставших мировой фабрикой, то рано или поздно скажется на благополучии нынешних потребителей.

Кому выгодна ревальвация юаня?

В последнее время не утихают, а с прошлогодней осени все больше разгораются противоречия между Вашингтоном и Пекином по вопросу о курсе юаня. США требуют от Китая ревальвировать свою валюту, считая курс юаня необоснованно заниженным.

В течение трех лет (с лета 2005 по лето 2008 года) Китай провел повышение курса юаня почти на 20%. Но с началом мирового финансово-экономического кризиса приостановил дальнейший рост курса своей валюты (график 9). Пекин полагает свои действия правильными, считая такую валютную политику ответственной и даже полезной для мировой экономики, так как она способствует, с его точки зрения, финансовой стабилизации в мире в условиях кризиса.

США же считают, что валютная политика, предполагающая заниженный курс юаня, направлена на создание сверхвыгодных условий для китайских производителей, чья продукция в таких условиях обретает неоправданно высокую ценовую конкурентоспособность, результатом чего являются гигантские дисбалансы в мировой торговле, в частности огромный дефицит США в торговле с Китаем.

Под мощным нажимом многочисленных лоббистских групп в США американские государственные мужи грозятся официально объявить Китай «валютным манипулятором», в результате чего должны последовать санкции в виде резкого увеличения импортных таможенных тарифов на китайскую продукцию.

В то же время совсем свежие данные свидетельствуют о том, что обвинения в адрес Китая в создании торговых дисбалансов по всему миру мало обоснованы. Так, стало известно, что в марте в Китае отмечен первый за последние шесть лет торговый дефицит: при росте экспорта на 24% к марту прошлого года импорт подскочил на 66%. В этих условиях повышение курса юаня, которое сделает китайцев богаче и приведет к дальнейшему росту импорта, а также одновременно несколько снизит конкурентоспособность китайской продукции на мировых рынках, сократив экспорт, чревато тем, что устойчиво профицитный торговый баланс Китая может смениться на дефицитный.

Согласится Китай на ревальвацию юаня или не согласится (и тогда вступят в силу протекционистские меры США) — принципиальная разница невелика. Результатом будет одно и то же: рост цен на китайские товары на американском рынке, что немедленно будет означать удар по рядовым потребителям.

Вообще упорство американцев в этом вопросе представляется весьма странным — решить проблему торгового дефицита США эта мера не поможет. От китайских товаров американские потребители все равно не откажутся. Во-первых, в силу идущей уже несколько десятилетий деиндустриализации собственного производства многих товаров на территории США больше нет, а на его восстановление потребуются время и деньги. А, во-вторых, запас конкурентоспособности китайских товаров значителен, так как разрыв в оплате труда между США и Китаем пока еще просто огромен. Поэтому вследствие возможной ревальвации юаня цены на китайские товары на американском рынке, конечно, повысятся, но покупать их будут все равно. И как результат — торговый дефицит США не только не сократится, но имеет шансы вырасти еще больше.

Блеск и нищета внутреннего спроса

Допустим, что с ростом своего индустриального потенциала, а также вследствие ревальвации своих валют Китай, а вслед за ним и другие аналогичные страны-экспортеры переключатся на внутренний спрос, а реальный уровень заработных плат их граждан увеличится.

Так, уже в 2009 году рост продаж китайского текстиля и одежды на внутреннем рынке составил 20%. В 2009 году на каждого из 1,3 млрд китайских граждан приходилось 14,6 кг потребленных текстильных и трикотажных изделий, на 34% выше, чем в среднем по миру, но при этом значительно меньше, чем в западных странах, где, например, в Северной Америке этот показатель составляет более 38 кг на человека в год. Резервом потребления товаров легкой промышленности в Китае являются земледельческие регионы — в 2009 году в городах один китаец в среднем тратил за год на одежду 1042 юаня, то есть 152,5 доллара (в пересчете по курсу без учета паритета покупательной способности), в то время как сельские жители — 193,4 юаня, то есть всего 28 долларов — разница почти в 5,5 раза.

Резерв потребления составляют не только бедные жители Китая, улучшающие свои условия жизни, но и богатые. В настоящее время потребление товаров роскоши в Китае составляет 25% от мирового рынка — впервые обогнав Соединенные Штаты, Китай стал вторым в мире крупнейшим потребителем предметов роскоши (на первом месте — Япония). По прогнозу консалтинговой фирмы The Boston Consulting Group (BCG), в ближайшие пять — семь лет Китай сможет стать крупнейшим в мире рынком предметов роскоши — как прогнозирует BCG, к 2015 году среднедушевые располагаемые доходы китайского населения будут как минимум в два раза больше, чем сегодня, и на Китай будет приходиться треть мирового рынка предметов роскоши.

То есть в случае развития этого тренда Китай без западных стран обойдется — полтора миллиарда его граждан будут сами себя одевать, строить дома, производить компьютеры и автомобили. А кто в этом случае будет это делать для развитых стран, во многом утративших реальные производства?

Занимательная футурология

Попробуем представить себе последствия такого развития событий. Оздоравливающая перестройка экономики по схеме неоиндустриализации и неопротекционизма не сможет произойти одномоментно. Переориентация производств, частичное или полное восстановление отраслей, от которых уже отказались в развитых и не очень (например, у нас в России) странах, требует серьезных усилий и времени — сразу не будет ни ресурсов, ни специалистов. Представим себе, что наша страна утратила возможность закупать весь тот дешевый импортный текстиль, который сейчас к нам поступает, — с учетом того упадка, в котором находится эта отечественная отрасль, россияне лишатся пусть и не особо качественной, но дешевой одежды, которую привыкли приобретать на вещевых рынках. Сейчас доля отечественного легпрома на рынке — 20%. При этом, по оценке аналитиков DISCOVERY Research Group, доля отечественных производителей в общем объеме одежного рынка России в 2007 году составляла лишь 3,4—3,7%. С обувью картина та же: на конец 2009 года, по данным Минпромторга, продукция российских предприятий занимала лишь 20% обувного прилавка. Другие эксперты настаивают, что лишь каждая десятая пара обуви производится в России. Остальное — в основном китайская обувь (ежегодно у нас продается до 300 миллионов пар китайской обуви, в том числе и нелегальной, при общем потреблении 450 миллионов пар). С учетом того, что более половины российских обувных компаний само производство обуви вынесли на китайские фабрики, сомневаться в том, что россияне за редким исключением носят китайскую обувь, не приходится.

Понятно, что в этой ситуации и нам, и американцам, и европейцам придется восстанавливать соответствующие отрасли и производства. Но за 1,5—2 доллара в день ни у нас, ни у них работать без выходных по 12 часов никто не будет. Значит, цены потребительских товаров, которые вновь начнут производиться на родине, будут радикально выше нынешних. Особенно тяжело придется нам, ведь дешевые китайские товары — единственная доступная продукция для большей части нашего населения с крайне низкими доходами. Ее недоступность означает скатывание в крайнюю бедность. Но даже если национальные производства со временем компенсируют недостаток импортных потребительских товаров, для и без того страдающего от сокращения доходов из-за кризиса среднего и небогатого населения западных стран и России это будет серьезный удар по модели потребления.

Нынешняя модель предполагает дешевизну всех товаров, производящихся на рынках развивающихся стран, — это одежда, обув­ь, текстиль, бытовая техника и электроника, товары для дома, игрушки. Это, кстати говоря, является основой модели «одноразовых товаров» — устаревающих морально и физически, подлежащих буквально через несколько месяцев (или лет) замене на новые модели. В то же время продукты питания, например, стоят относительно дорого. Возможно, мы увидим возврат модели потребления, характерной для до­постиндустриальных времен, когда товар-вещь как таковая снова обретет ценность, будет рассматриваться не как однодневка, а как обладающая качеством и приобретаемая надолго.

В любом случае это скажется на уровне жизни потребителей, привыкших к постоянному потреблению все новых товаров. Что в такой ситуации может сделать государство? Может быть, искать новые источники для импорта, если допустить, что вслед за Китаем другие страны-производители не повысят уровень жизни своих граждан. Возможно, куда более остро встанет вопрос о более справедливом распределении доходов, и произойдет изменение пропорции доли прибылей и заработных плат в ВВП — сейчас в России большая часть доходов от экономической деятельности распределяется в виде прибылей, то есть уходит владельцам компаний и их акций, а вовсе не работникам в виде заработных плат.

За чей счет гуляем?

Хотя на уровне патриотических лозунгов многие россияне (так же как и рядовые жители западных стран) за протекционизм и более самодостаточную экономику, в реальности плата за этот переход окажется весьма болезненной. Очевидна почва для усиления популистских лозунгов: зачем нам суверенная экономика с собственным производством, когда открытая экономика и ставка на мировое разделение труда означает, что для потребителей массовые товары будут дешевы и доступны. Тем более что утраченные навыки не так легко восстановить — особенно в России, с учетом аргумента о том, что мы так эффективно, быстро и дешево производить все равно не сможем.

С другой стороны, очевидна и нездоровая «эффективность» нынешней системы. Хорошо жить за счет того, что кто-то где-то очень хорошо работает за «еду», и объяснять это тем, что так уж заведено? К тому же с переходом к либеральной модели мирового разделения труда как-то позабылось, что до идеи привлечь к решению своих проблем миллионы дешевых азиатских рабо­чих развитие экономического благосостояния предполагалось через научно-технический прогресс, повсеместную автоматизацию производств и радикальное повы­шение производительности труда.

Конечно, все это лишь некие футурологические зарисовки — каким будет будущее мировой экономической системы, сейчас не знает никто. Но нет никаких сомнений, что исправление перекосов глобализации будет неприятным и болезненным именно для обычных, массовых потребителей развитых стран.

Автор: Маринэ ВОСКАНЯН, Андрей КОБЯКОВ

источник - http://odnakoj.ru/magazine/main_theme/pognalisq_zadesheviznoj/

Нет комментариев